Ни для кого не секрет, что Всемирный экономический форум (ВЭФ) в Давосе все в меньшей степени определяет глобальную экономическую повестку. И не потому что они там в Давосе в чем-то недорабатывают, а потому что повестка изменилась – речь сегодня идет о деглобализации и замедлении мировой экономики, деликатно именуемых на ВЭФ-2023 «фрагментацией». Об этом говорит даже сам основатель Давосского форума.
Очень изменилось освещение ВЭФ в мировых СМИ. В этом году они сообщают нам про цены на эскортниц в Давосе (ну вот, а вы говорили, что кризис!), про коллективное спасение Украины от страшного Vlad Putin, про «зеленую повестку», про глобальную инфляцию и неизбежность рецессии, про полупроводники, про фрагментацию мировой торговли, про цитирование директором-распорядителем МВФ, выпускницей Софийского института имени Карла Маркса, Кристалиной Георгиевой песни «Хотят ли русские войны» (могла бы, кстати, и спеть, вспомнить комсомольскую юность) и тому подобное.
Но все эти интересности ни по отдельности, ни в сумме не в состоянии скрыть тот очевидный факт, что повестка ВЭФ все более распадается, фрагментируется – вместе с мировой экономикой. И не только потому что на ВЭФ-2023 не были представлены ни Россия, ни Китай – как на уровне правительств, так и на уровне корпораций. И не потому, что прогнозы, озвучиваемые на ВЭФ, все реже и реже сбываются. Проблема в том, что та глобализация о которой полвека рассказывали в Давосе, завершается, а другой пока нет.
Что думает по этому поводу основатель и бессменный фронтмен ВЭФ, любимец антиглобалистов и конспирологов Клаус Шваб? Профессору, как мы знаем, скоро 85, он за свою долгую жизнь успел побыть и социалистом, подобно Георгиевой, и технократом, как многие гости Давоса, поэтому его взгляд на текущие проблемы с высоты прожитых лет особенно интересен.
В интервью ведущему американскому деловому изданию The Wall Street Journal (WSJ) Шваб с присущей ему грацией переобувается в воздухе – объявляет происходящее разделение мира на экономические макрорегионы «реглобализацией». Глобальную инфляцию, энергетический и продовольственный кризис, а также «кризис стоимости жизни» основатель ВЭФ считает неизбежными издержками переходного периода и оценивает их в 1-3% глобального ВВП.
Еще один чрезвычайно актуальный тезис из интервью – признание Шваба о том, что решение проблем глобальной повестки требует таких астрономических инвестиций, что взять их неоткуда. И последнее: переходный период для мировой экономики Шваб оценивает в 3-5 лет.
Клаус Шваб: «Будущее – лоскутное одеяло из коалиций на основе доверия»
Прошедший год принес в Европу войну, стремительный рост инфляции и энергетический кризис, и все это – в то самое время, когда мир все еще борется с пандемией Covid-19 и связанными с ней сбоями в экономике. Руководители компаний оценивают глобальные цепочки поставок и рассматривают, как приблизить их к потенциальному потребителю.
Главный редактор WSJ Мэтт Мюррей и журналист Томас Грита встретились с основателем ВЭФ Клаусом Швабом в ноябре, когда он готовился к своей 53-й ежегодной конференции в швейцарском Давосе, прошедшей в январе 2023г. 84-летний г-н Шваб основал ВЭФ в качестве молодого ученого в 1971г., но в настоящее время это независимая международная организация при правительстве Швейцарии, аналогичная Красному Кресту. Предлагаем читателям отредактированные выдержки из беседы.
– Когда вы думаете о состоянии мира и ключевых темах этого года, что вы выделяете и на чем вы сосредотачиваетесь?
– Когда я рассматриваю кризис, в котором мы находимся, то вижу его не как кризис в обычном смысле слова. Я рассматриваю его как полную трансформацию нашей глобальной системы.
Давайте просто рассмотрим экономическую и политическую стороны этого процесса трансформации. Если мы возьмем экономическую сторону, я бы сказал, что мы пройдем через очень трудный 3-4-5-летний период. Какие факторы обуславливают это?
Конечно, война в Украине. И даже если мы решим проблему войны, то нас ожидает реконструкция. У нас идет энергетическая трансформация, или энергопереход. Нам предстоит перестроить глобальные цепочки поставок. У нас есть последствия пандемии Covid-19, которые, по мнению некоторых наблюдателей, заключаются в снижении производительности и, конечно же, в необходимости больше инвестировать в устойчивость.
Если взять все эти экономические факторы, они влияют на покупательную способность людей, потому что на данный момент существуют издержки. Я очень оптимистично смотрю на преобразование энергетики для обеспечения доступа к более дешевой энергии и электричеству, но в краткосрочной перспективе это означает инвестиции. Если вы берете войну, это означает затраты. Если вы берете на себя перемещение цепочек поставок, это означает затраты – потому что вы больше не покупаете у самого эффективного и дешевого поставщика, вы покупаете у самого надежного поставщика. Итак, если вы суммируете все эти факторы вместе, то я, даже не базируясь на каких-то научно выверенных расчетах, оценил бы всё это, вероятно, в 1-3% нашего мирового ВВП.
Если вы – компания, то просто списываете эти потери со своего баланса, а акционеры страдают от убытков. Если вы делаете нечто подобное с экономикой, это влияет, скажем так, на покупательную способность людей. Можно сказать, что инфляция – это лихорадочная кривая этого процесса трансформации. Мы должны подходить к этой трансформации не с кризисным менталитетом, чтобы иметь простые решения для очень сложных проблем – мы должны смотреть на перспективу.
– Заметили вы, что в мире все больше региональных блоков, сотрудничающих в одних областях и конкурирующих в других?
– Да, если бы я рассматривал политическое измерение этой трансформации, то сказал бы, что мы вступаем в мир множества держав, многополярный мир. Конечно, у нас есть всего две сверхдержавы, но есть и, например, такая развивающаяся сверхдержава, как Индия. У нас есть такие блоки, как Евросоюз, который, на мой взгляд, за последние три года стал сильнее, несмотря на Brexit.
Мы не должны недооценивать и другие страны. Далее, есть государства-изгои – такие, как Северная Корея и Иран. Кроме того, есть то, что я бы назвал «быстрой рыбкой» – маленькие страны, быстро развивающиеся и являющиеся своего рода образцами для подражания других государств, такие, как Сингапур и, в определенной степени, Израиль. Далее, есть корпоративные полномочия, которые играют существенную роль, и сюда же я бы добавил социальные сообщества. Так что это будет очень сложный, беспорядочный мир.
– Как вы считаете, упоминая о моделях, выходящих за рамки страновых, наступило ли время для новых многонациональных институтов и новых многонациональных моделей?
– Существующих в современном мире институтов явно недостаточно. Одним из недостающих элементов является, например, привлечение к дискуссиям важных заинтересованных сторон – таких, как бизнес, СМИ и т.д. В Давосе вы увидите презентацию того, что мы называем «глобальной деревней сотрудничества».
Мы организовали поддерживающее сообщество из более чем 70 компаний и международных организаций, таких как МВФ или ВТО, чтобы создать своего рода Давос в метавселенной, в виртуальном мире, чтобы иметь возможность не только продолжить диалог, но и расширить его, привлечь больше заинтересованных сторон.
Я думаю, что необходима надежная неформальная платформа, где вы можете говорить гораздо более открыто и действительно решать проблемы, причем не политическим путем, а исходя из желания найти их решение.
– Почему многим правительствам по всему миру стало так трудно сказать: «Здесь мы можем согласиться, а здесь мы можем вежливо не согласиться?» Кажется, что небольшие разногласия раздуваются в большие битвы, большие обиды, большие амбиции. Что произошло? И почему это продолжает происходить?
– Думаю, что во многом это связано с отсутствием диалога, и я бы не стал пренебрегать при объяснении влиянием Covid-19. Многие международные диалоги, по крайней мере, личные, зашли в тупик. А видеоконференции не являются идеальным средством для создания пространства доверия.
И еще – вы еще больше изолировали людей. Вы видите рост проблем с психическим здоровьем во всем мире. Когда вы сталкиваетесь с кризисом, вы становитесь более эгоистичными, потому что вместо того, чтобы спрашивать: «Как я могу решить проблему?», сначала вы спрашиваете: «Как я могу защитить свое положение?» Итак, то, что мы видели в течение последних двух лет, – это гораздо более высокий эгоизм на личном уровне. Но теперь этот эгоизм распространяется и на национальный уровень.
– Есть ли у вас какие-либо мысли о том, когда и как закончится российско-украинская война или куда она может привести?
– Нет. Мы все страдаем от войны. Мы видим определенные, скажем так, позитивные признаки на горизонте, так что, по крайней мере, конфронтация может зайти в тупик. Но тогда будет очень сложно превратить прекращение военных действий в долгосрочное устойчивое решение, потому что мы совершили большую ошибку в Минском процессе, поверив в Россию после действий Кремля в сепаратистских регионах Украины.
– Вы сказали, что вас не удивляет негативная реакция на некоторые тенденции глобализации. Но не думаете ли вы, что мы переживаем период, когда мы коренным образом пересматриваем отдельные заповеди? Или вы полагаете, что эта негативная реакция мимолетна?
– Я называю это реглобализацией. Мир становится все более взаимозависимым, но, с другой стороны, у нас будут отношения гораздо в большей степени на основе доверия, потому что мы не в состоянии создать необходимые нормы, необходимые правила, которыми мы сможем поделиться. Будущее мира может стать своего рода лоскутным одеялом из коалиций, основанных на доверии.
