Идеология – несовременное, вроде бы, слово. Веет от него политинформацией, ржавчиной и нафталином, нетерпеливым ёрзаньем на заднице в красном уголке, где замполит неспешно держит речь.
Между тем, именно в области идей не бывает вакуума, и не бывает пустым свято место. Понятие остаётся актуальным, и будет актуальным всегда.
Крах Советского Союза 30 лет назад привёл к колоссальному разочарованию в коммунистической идеологии, ужавшейся в сознании народных масс до нелепой фиолетовой кляксы на лысине растерянного Горби. Наиболее энергичные и удачливые – мотор исторических изменений – лихорадочно и алчно обогащались, что есть сил пихаясь локтями, что делало невозможным аскетичный и уравнительный коммунистический идеал.
На смену коммунистической пришла идеология, наречённая неофитами либеральной. На самом деле, к классическому либерализму она имела весьма отдалённое отношение, будучи не по-либеральному радикальной, агрессивной и нетерпимой. Суть классического либерализма – в умеренности, постепенности и прагматичном подходе к обстоятельствам. В 90-е победил, скорее, социал-дарвинизм, откровенный, залихватский и циничный.
То была идеология самых отпетых из самых удачливых, не принимавшая, по сути, в расчёт большую часть населения: нам – обогащаться, им – прозябать. Неудивительно, что она довольно быстро дискредитировала себя тотальным неблагополучием того самого большинства, людоедскими шоковыми терапиями и бесстыдными приватизациями. Пустить корни среди широких народных масс она никак не могла.
Осталось бесспорное, то, что сидит в подкорке.
Люблю наблюдать трансляции из жизни макак в Камбодже. Поучительнейшее, доложу вам, зрелище! Шляются они среди туристов, благостные, кушают фрукты, выискивают друг у друга насекомых, нежатся на солнышке, совокупляются, нянчат детей. Но вот случается соприкосновение со второй такой же стаей макак. И моментально просыпается воинственность.
Группы скучиваются, становятся одна против другой и начинают друг на друга орать. Преобразуется сам внешний вид особей – дыбом шерсть, брови домиком, очевидным образом начинает играть древний и требовательный какой-то инстинкт.
Заметим, что если доходит вдруг до схватки, то наиболее крикливые макаки в них, как правило, не участвуют. Дерутся те, что помолчаливей да поздоровее. А эти отойдут подальше и из относительно безопасного места продолжают орать.
Всё как у людей, скажем честно, и вовсе человеческому роду не в оскорбление. Тут, в конце концов, не понять, кто кому младший брат, а если верить старику Дарвину (тому самому, именем которого помянутый выше социал-дарвинизм наречён), то младшие – это как раз мы и есть.
Мы от них произошли. И нам всем в наследство от старшего хвостатого брата достался тот самый инстинкт стадного сплочения и агрессивности к соседям. Который, не будучи, так сказать, идейно обуздан, непременно берёт своё.
Заметили, как на нынешней спецоперационной войне обе стороны клянут друг друга фашистами? Ну, фашистами не фашистами, но случившееся противостояние окончательно зафиксировало становление национализма как ключевой идеологии постсоветского пространства.
Вопреки прогнозам фукуям, щебетавших о неизбежной и близкой глобализации, когда все нации мира сольются в одну, сладко прогрессивную и сиропно гуманную, Евразия дичает и щетинится обособленными и враждебными друг другу национализмами.
Конечно, истинная подоплёка этого противостояния сложнее. Но идеологически всё оформлено так, как будто воюют вышиванки с косоворотками. И всё обращено назад, всё обращено вспять.
С одной стороны, слышится мракобесное бандеровское «Слава нації! Смерть ворогам!», другая – на полном серьёзе – сетует, что оппонентов придумал из вредности Ленин ста годами ранее. С одной стороны, поминают Екатерину Вторую, с другой – прости господи, Степана Бандеру. Цари и гетманы горохи ожили и ведут друг на друга некогда близкие, донельзя перемешанные, народы.
Обращение к старине глубокой вовсе неслучайно, национализм архаичен по существу своему. Настоящее и будущее имеют для него смысл лишь как продолжение прошлой племенной жизни, но не её осмысленное преобразование.
Ещё национализм иррационален. Он руководствуется прежде всего эмоциями, неоформленными чувствами – и, прежде всего, агрессивными. Он субъективен, а значит, антиинтеллектуален – справедливо всё, что на пользу нашим, несправедливо всё, что на пользу ихним. Во имя противостояния наших и ихних, пользуясь возникшими на размежевании ранами и жертвами, можно, например, жившего 200 лет назад ихнего писателя вычеркнуть из школьной программы, заменив своим, который тем хорош, что наш. Национализм нетерпим, мифологичен и узколоб. Он опасен, чего таить греха.
Конечно же, появление разнообразных национализмов на постсоветском пространстве нельзя объяснить одним лишь идеологическим вакуумом и деинтеллектуализацией, которая представляет собой обычное дело в смутные времена. Важным здесь является самый что ни на есть материальный момент: в бывшем СССР, да и во всём мире, происходит усыхание кормовой базы. А значит, отощавший кусок нужно будет делить по-новому. Национализм – замечательный способ мобилизовать своё население на новом витке деления куска. Выгоден он и циничным внешним силам – принцип «разделяй и властвуй» ещё никто не отменял.
Здесь нужно поступить по справедливости и отдать должное белорусскому обществу. Много есть к нему претензий – и самых обоснованных. Но то, что среди всех послесоветских стран Республика Беларусь объективно оказалась наименее националистичной – есть неоспоримая заслуга и рекордно уравновешенного народа, и власти, сознательно не использовавшей в целях управления и обуздания этот абсолютно несложный и крайне эффективный механизм.
Долгое время не внедряли его, но наступили новые, более жёсткие времена. Реальность как внутри, так и вне синеокой республики такова, что очень похоже, что и её, столько лет хранившую невинность, станут разделять национализмы, прозападный и провосточный. Ведь оба соответствующих менталитета уже сформированы. Не хочется каркать, но такое разделение нередко ведёт к войне. Впрочем, она уже идёт, война рядом с нами, у таких же, как мы, а значит, и у нас.
Пусть же она скорей заканчивается, и разум вопреки всему мракобесию и неблагополучию одерживает победу над инстинктом.
Мнения колумнистов могут не отражать точку зрения редакции
