132 года назад, 22 января 1891г., явился на свет божий Антонио Грамши, человек, не просто широко известный в узких философских кругах, но первый поставивший вопрос о культурном господстве, как об основном источнике власти.
Уникальный персонаж: мученик за идею, узник, революционер, борец с Системой, – но, самое главное, один из немногих, двигавших что есть сил вперёд мысль об общественном устройстве в ХХ в.
Маленький горбун, сын жандарма, он очень быстро уяснил как аксиому несправедливость общества (этого поганого обсчества, как любил говорить один из его предшественников Нечаев), и решил сделать всё, чтобы это поганое, в плохом смысле горбатое, общество исправить.
В качестве инструмента Грамши выбрал марксизм, очень эффектно стартовавший в начале века, благодаря сверхинтеллектуальному и сверхволевому Ленину. Однако на практике, понял Антонио, многое в революционных помыслах сбылось благодаря не многопудовым теоретическим изыскам Маркса, но как раз-таки ленинской интеллектуальной воле – философски волюнтаристской, можно так сказать.
Сама же теория, ощутил он, начинает буксовать, всё меньше отвечает актуальности, ждёт того, кто перетянет её на новый уровень, как ньютоновская механика ждала своего Пуанкаре. (Именно Пуанкаре, а не Эйнштейн, по мнению многих специалистов, дал начало новейшей физике, но для ширнармасс вместо этого замкнутого, стриженого под горшок бородача в пенсне был выдвинут в качестве основателя весёлый гривач с высунутым языком. Как более подходящий для шоу)
Короче, Грамши захотел стать новым Пуанкаре (или, попсово, новым Эйнштейном) общественной науки, развить и актуализировать теорию безусловного классика Маркса. Если у последнего речь шла преимущественно о материальном (из отличной речи Энгельса на марксовой могиле: «…Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т.д.»), – то Грамши Антонио решил работать всё-таки на более отстранённом и тонком уровне, уровне идей.
Так появилось учение о культурной гегемонии – главное в наследии товарища Грамши. Упрощённо, речь там вот о чём: интеллектуалы – никакая не непонятная прослойка, но те, чья задача обеспечивать перевес в этой гегемонии. Победа революционной партии – не просто захват административных рычагов, но установление идеологического доминирования и превосходства.
Вот об этом установлении и обеспечении, о том, как их достигнуть, он и писал. Это сейчас кажется очевидным, что в основе всего промывка мозгов и навязывание своего дискурса, хоть маузером, хоть телевизором, хоть интернетом. А в том обществе, ослеплённом любовью к молотобойцам и зачарованном плохо понятым марксизмом, простые и здравые, в общем-то (если развернуть пёструю обёртку идеологического канцелярита), мысли узника тюрьмы в Тури, около Бари (ох уж эти вечные итальянские созвучия), казались едва ли не еретическими.
Но он развил их, и всесторонне развил, в своих «Тюремных тетрадях» (20 лет, как коммунистическому активисту, дали ему ребята Муссолини, уж эти не мелочились). Тюремные тетради Грамши, с позиции сегодняшнего ленивого дня чересчур тяжеловесные и многословные, репрезентовали, тем не менее, предельно продвинутый для своего времени взгляд на власть и политику.
Помните, у Ильфа и Петрова: «Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон…» Вот, Грамши тоже считал основой власти не только организованное насилие верхов, но и согласие низов, «активное согласие подчинённых». Которое обеспечивается культурной экспансией – от религии до попсы. Массы, с разумным цинизмом своего времени говорил философ, не могут воспринимать идеологию иначе как веру. Поддержание этой веры или её ниспровержение и лежит в основе вопроса о власти.
Плодами идеологических изысков Грамши, как это было в своё время и с Марксом, воспользовались и левые, и правые, и бог ещё знает кто. Сегодня он совершенно заслуженно считается одним из классиков политической мысли. Даже когда контрреволюция уже десятки лет как торжествует. И власть советскую, кстати, валили точно по Грамши, подрывая культурное ядро. Что ж, как учёный, он мог бы констатировать экспериментально установленную правильность своей доктрины.
Его таки амнистировали, Антонио, выпустили на свободу в том самом 37-м, когда с ней в СССР решил окончательно покончить соратник Иосиф. Но Грамши уже был очень плох и в том же году умер. Было ему всего 46. Царствие Небесное, он был славный маленький боец. И подлинный новатор.
Умер, но дело его живёт, несомненно, как и дело всех тех замечательных представителей человеческой расы, которые не были согласны мириться с той несправедливостью, с которой она, раса, обустроилась на земле этой. Оттого и мы вспоминаем о нём в этот ненастный январский вечер, когда за окном воет и хлюпает так, что если бы у него в тюрьме за решёткой ещё бы и выло и хлюпало так, вряд ли бы он обрадовался.
Вряд ли обрадовался бы он и в целом тому, что происходит сегодня. Впрочем, он был прежде всего философ. И политик. А философы, да и настоящие политики, не хнычут. Они зрят в корень действительности. И тормошат этот корень, чтобы повернуть его в нужную сторону, соответственно.
