Время неумолимо. Вот и Шушкевич ушёл, пережил на два года Кебича, своего вечного антипода. Беларусь осталась без своих первых руководителей, отцов-основателей, можно сказать.
Деятели давно уже не политические, но исторические, рассматривать которых следует не с позиций актуального противостояния, антипатий и симпатий – но ностальгически-экзистенциально. Вот такие они обнаруживаются в летописи, стоят у колыбели республики, в номенклатурных серых пальто, один с головой как гриб, другой с вечно удивлёнными совиными глазами.
Отдадим должное, колоритные фигуры, хотя и забытые при жизни. После смерти-то всегда появляется повод вспомнить, увы, печальный.
Ну вот, вспоминаем Станислава Станиславовича, самого интеллигентного руководителя земель белорусских за всю их историю (радиэлектронщика, ядерщика, члена-корреспондента НАН – ягайлам со свидригайлами такое и не снилось).
Запомнился он, однако же, не в физике или лирике, но в большой политике, которая в те смутные времена представляла собой сплошное негодяйство. И вот в такой сомнительный океан окунулся с головой этот приятный, воспитанный и покладистый человек – но рыбой так и не стал. Не стал акулой – слишком, наверное, был для этого приятен и воспитан.
Будем честны: политиком Станислав Станиславович оказался несостоятельным. Он и сам поначалу честно говорил, что в этом деле был человеком случайным. Затем вдруг стал сравнивать себя с Черчиллем – я, мол, и похож. Нет, не Черчилль был Станислав Станиславович, скорее, Горбачёв. А лучше сказать, постгорбачёв – с местным уклоном и вообще уклончивый, несмотря на модный тогда национальный пафос.
На пике исторического действия, в роковых Вискулях краснолицый и бронебойный Ельцин опьянен коньяком и будущей властью, хитроумный прижимистый Кравчук предвкушает, какой урожайный ему достанется огородик – и только наш что-то невнятное гудит, словно отбывая повинность.
Потом, задним числом, уверил других и себя, что сознательно вершил историю. В одном из интервью так и сказал горделиво: «Читайте беловежские соглашения – там всё написано!» Между тем, хорошо известно, что, во-первых, вовсе не Станислав Станиславович был главным автором этих соглашений, и, во-вторых, даже главные авторы не очень понимали, что из них выйдет.
Так же произошло и со многим остальным. Шушкевича поэтому даже и противники не особенно проклинали – понимали, что человек, формально пребывая в самом сердце истории, на деле всегда проходил мимо. Даже «священный враг» Станислава Станиславовича Вячеслав Францевич, несмотря на осторожность, был куда самостоятельней и последовательней.
Помню какое-то выступление Шушкевича по ТВ, ответы на вопросы трудящихся. Позвонил какой-то мужик, а может тётка, не помню уже, и спросил гневно – как ему, вопросителю, жить на такую зарплату? Вопрос, актуальный и сегодня, а по тем трудным временам прямо-таки жгучий.
Национальный лидер ответил в том духе, что, мол, есть работа – значит, есть и удочка. Ловите рыбку. Такой ответ тогда считался продвинутым, но народ возмутился. Справедливо рассудив, что, если ловить рыбку в мутной воде, то и лидер ни к чему.
С середины 90-х подобные мантры уже не катят. Народ поездил по заграницам, по европам галопом и не только, посмотрел, как там всё устроено, и понял, что ловля рыбы там – вопреки рассказам монетарных романтиков – дело организованное и общественно налаженное.
Тем не менее, идеологически Станислав Станиславович всю жизнь оставался в русле диковатых постперестроечных веяний. Специалист в области радиоэлектроники, специалистом в области связей с общественностью он очевидно не стал.
После отставки добавилось противоречий и экстравагантности. В 2010г., например, многие удивились, когда он предложил ввести в Беларусь российские войска, потому-де, что у нас с Россией Союзное государство, а президентские выборы прошли плохо.
Он любил загнуть что-нибудь такое, хотя в жизни был совсем не горлопан – спокойный тихий профессор.
И вот что очень существенно: в отличие от тех же Ельцина и Кравчука, народ на Шушкевича злиться довольно быстро перестал. Может быть, чувствовал вечную его отстранённость от дел – и главное, незлобивость.
А может быть, дело в том, что страна небольшая. И Станислава Станиславовича знали не только как политика, но и как человека, а это вещи, как ни странно, разделяемые. Коллеги его по БГУ, где он был проректором, вспоминали его добродушие и демократичность. Можно было запросто поймать его в коридоре и подписать бумажку. Никакой начальственной спеси.
Это тоже очень важно – каким человеком он был в повседневной жизни.
После ухода с политической арены скромно ходил себе по улицам, ездил в метро. Его благодарили симпатизанты, ругали пенсионеры, не узнавали ветреные тинэйджеры. Всё происходило беззлобно, после таких-то трудных времён.
Ах да, бесспорно фактурный был джентльмен. Я, когда ещё сотрудничал с бумажными СМИ, и когда он ещё был в актуальной политике, весьма любил его рисовать, за десять минут можно было набросать этот характерный типаж. Как и сверхфактурного Ельцина, карикатурить его было одно удовольствие.
Лично мне больше всего жаль, что никто так толком и не расспросил Шушкевича про Ли Харви Освальда, которого он в эпоху Хрущева на своём заводе курировал. Думаю, что здесь он мог бы рассказать много интересного. Как причудливо переплетаются судьбы во времени и географии!
Ушёл из жизни, кстати, в день рождения Керенского, что-то общее было у них, деятелей переходного периода. Известное китайское изречение – не дай бог жить в эпоху перемен – верно и для деятелей, и для рядовых граждан.
Сейчас во всём мире наступает новая грозовая эпоха. Эпоха перемен. Но таких, как Станислав Станиславович, в ней уже не будет, он безусловный и характерный сын своего времени.
Таким и останется в истории нашей страны.
